А ЛЕСА В СИБИРИ СЧИТАЛИ БОЖЬИМИ...
Сибирь лесами славилась всегда. А в них водилось лешие и шастали, лязгая своими волчьими клыками, оборотни. Старик-лесовик мог так запутать в тайге, что, если не перевернешь стельки в обутках, глядишь, из нее не выберешься. А в лесных озерцах и речушках таились водяные и русалки.
Опасна и страшна была тайга во времена стародавние. Поколения сибирских старожилов боролись с могущественной этой стихией, корчуя и выжигая ее, засевая злаками и овощами разными. Но и другом крестьянским лес являлся. Зверья в нем всякого водилось. И силками, и петлями, и ловчими ямами его добывали. А если удавалось чуть поболе денег наскрести, то и с ружьишком на охоту подавались.
Из леса и хаты строили. Избы начинали рубить непременно в полнолуние, чтоб в доме достаток был. Бревна на стены выбирали по возможности листвяжные, то есть вековечные. В новое жилище не торопились, как ныне, заселяться, давали срубу обсохнуть, осесть, а уж затем переносили его по бревнышку на положенное место и собирали.
Такие ладные избы строили, что не стыдно в них было сибирского домового - суседко на житье зазывать.
Считали сибирские крестьяне лес божьим, а потому пользовались им, кто как хотел. Но своевольничать в тайге сильно не позволяли. Наказывались те, кто раньше срока за шишкой подавался. А если уличали кого в рубке кедра поблизости от деревни, то били того нещадно.
Одним словом, была в Сибири земля кормилицей, а тайга поилицей, и не думали, не гадали крестьяне, что объявится у лесов другой какой-то хозяин.
Белый царь в далекой Москве, а затем и в Петербурге иначе думал. «Российское могущество прирастать будет Сибирью...», - заявил как-то великий Михайло, по научным догадкам сын Петра I (уж больно похож, да и сроки известные совпадают). И словами этими Ломоносов выразил самую суть отношения центрального правительства к восточной окраине.
Поначалу российское могущество прирастало сибирской пушниной. Первыми русскими словами, пришедшими в английский язык, стали «царь», «водка», и «копейка». Видимо, британские моряки не прочь были выпить в портовых кабаках. Питейные же заведения на Руси сперва только царские имелись, а спиртное в них отпускалось тогда за копейки, а не за рубли. И везли английские купцы с моряками, отведавшими дешевой водки в царских кабаках, сибирскую пушнину в разные страны. И так много мехов в Сибири было, что шкурки соболиные считали не шкурками, а сороками.
Но время пришло, и утратила Сибирь славу кладовой мягкого золота. Повыбили пушных зверьков люди ясачные и русские промышленники. Настоящее золото в солидных масштабах открыли в Сибири, в крае Приенисейском, лишь в 1830-е годы. И зачесали затылки чиновники столичных ведомств в поисках источников прирастания российского могущества. Леса сибирские пленяли, но страшно были они далеки и недоступны, меха-то проще из глубинки зауральской вывозить в столицу, чем древесину.
И потому 30 декабря 1799 года подписал Павел I указ, которым леса сибирские предоставлялись в свободное пользование сельским обывателям. Полагалось в годы те зачитывать крестьянам на сельских сходах законы, которые их непосредственно касались. Не всегда, правда, власти местные требование это выполняли. Кому охота тащиться в глухую деревушку ради всякой безделицы? Ну а если слышали крестьяне указ тот на своих собраниях, то, наверное, в толк не могли взять: зачем де царю-батюшке такой закон подписать пожелалось? Ведь и так ясно, что крестьяне свободно сибирскими лесами пользовались. И многим невдомек, поди, было, что указом тем царь впервые указал на государственную, а не крестьянскую и не божью принадлежность лесов сибирских.
Во второй половине 1830-х годов взошло на столичном горизонте новое светило - граф Павел Дмитриевич Киселев. Как человек образованный и смышленый, решил он навести порядок в государственном хозяйстве. Сам Николай I назначил его министром государственных имуществ. Реформа государственных крестьян в европейской России и доходы казны повысила, и непорядки на селе поубавила.
Киселев в Сибирь специальную комиссию отправил. Не только для ревизии тамошних дел, но и чтоб объективную картину узнать, как сибиряки живут и как доходы государства от восточной окраины можно поднять.
Ревизоры доложили, что лесами сибирскими крестьяне пользуются как своими. Работа комиссии бесследно не прошла. В 1839 году возник проект «О сбережении лесов Западной Сибири, а в последующем году подобный документ стали готовить и для Сибири Восточной.
Хотелось властям открыть за Уралом специальные палаты государственных имуществ, которые бы землями и лесами местными с выгодой для казны управляли. Но когда сели чиновники все считать-пересчитывать, оказалось, что невыгодно казне мероприятие это, пока земли государственные и крестьянские размежеваны не будут. Только в грядущем сибирские леса могли принести непосредственную прибыль. Поэтому предложил Киселев Комитету министров с прицелом на будущее ограничиться лишь «отделением лучших и важнейших лесов, особенно при судоходных и сплавных реках, с объявлением оных заказными». Министры Павла Дмитриевича поддержали, 30 ноября 1848 года царь Николай I решение правительства подписал, и стало оно законом.
Потом другие высочайшие распоряжения последовали. В 50-е годы распространились на Сибирь положения общего Лесного устава о наказаниях за порубку и поджоги казенных лесов. А в наименее лесных округах Тобольской губернии выделили в заказ первые лесные рощи. Правда, охранять эти новые заказники было некому, и крестьян нововведения данные почти не коснулись, но в столицу, как положено, местные власти победно отрапортовали.
Администрация Восточной Сибири отнеслась к лесным кабинетным новациям скептически и ничего для их осуществления не делала. В 1854 году об этом царю доложили. Вывел Николай I на докладе гусиным пером резолюцию «требовать», но и после такого понуждения дело не стронулось. Николай Павлович тогда уже был не тот, что в ранние лета. Война Крымская неудачная, нервы его изрядно потрепала. Не выдержал он позора военных поражения и умер, отравившись, по слухам.
Новый царь поначалу порешительнее был, великую крестьянскую реформу задумал и в нереальности создания доходных заказников в Восточной Сибири вскоре разобрался. Поэтому подписал он 25 марта 1857 года закон, по которому с хозяев «огнедействующих» заводов края стали взыскивать плату за лесное топливо. Заводчики, конечно, утаивали, сколько они в самом деле дров сжигали, благо никакого лесного надзирателя к ним не приставили. Однако в казну все же пошли первые рубли за продажу леса. Зачин был сделан.
В Западной Сибири народу поболе, чем в Восточной, имелось, лесов доступных меньше росло, а потому древесина дороже ценилась. 21 апреля 1863 года Александр III утвердил «Временные правила о попенных и посаженных деньгах за право пользования лесом в Тобольской и Томской губерниях». Сначала на три года установления эти ввели, затем их неоднократно продлевали, а с 1875 года распространили на смежные Акмолинскую и Семипалатинскую области.
С лицами некрестьянских сословий разговор был короток. Всем им одним махом запретили пользоваться лесом беспошлинно. С крестьянами пришлось поступить осторожнее. Для своих надобностей лесом разрешалось им пользоваться, как и прежде, безденежно, но если на продажу рубка велась, то полагалось в казну таксовую стоимость леса уплатить. Таксы лесные тогда же разработали и опубликовали.
Содержать наемную лесную стражу казне было в то время не по карману, а поэтому охрана лесов возлагалось на крестьян. Сельские общества избирали для этой цели полесовщиков, а нас случай борьбы с лесным огнем - и пожарных старост. Эксплуатировать же леса, то есть количество порубки определять и деньги взыскивать, обязывались местные волостные правления.
Для крестьян все эти новшества стали очередной натуральной повинностью, и ее они особо не приветствовали. Бывало, селяне особенно из числа инородцев, напрочь отказывались полесовщиков избирать и на этой почве в конфликты с властями вступали. Русские крестьяне вели себя обычно покладистей, предпочитая формальности соблюсти, но дело с места не трогать. Полесовщики на самовольные порубки своих односельчан старались внимания никакого не обращать, да и побаивались ссориться с однообщинниками. Ну а уж если приезжало в деревню какое-либо начальство, тут они, конечно, бурную деятельность развивали... до начальственного отъезда. Волостным правлениям казенный лесной интерес также был в лишнюю обузу.
В 1874 году лесной департамент решился-таки пойти на дополнительные расходы и прикомандировал к Главному управлению Западной Сибири пять лесных ревизоров. Люди те были по тем временам очень образованные (для занятия такой должности полагалось высшее учебное заведение закончить), взялись они за исследование лесов, новые таксы лесные составили и лесничества казенные, какие требовалось, сформировали.
Деятельность волостных правлений по эксплуатации лесов стала лесными ревизорами много жестче контролироваться. И как следствие того, лесные доходы казны резко возвысились. Если в 1864 году от лесов Западной Сибири казна получила меньше семи тысяч рублей, то в 1881-м поступления эти за девяносто тысяч перевалили. Впору лесному департаменту победные рапорты писать, но не тут-то было. Начинания многие этого ведомства на сибирской землице все равно оставались втуне. «Казенные леса до 1883 года, - отмечалось в материалах по исследованию Тюменского округа, - были вне всякой охраны, и крестьяне пользовались ими наравне со своими...» В Тобольском же округе волостные правления даже выдавали крестьянам специальные удостоверения, что лес, продаваемый ими, действительно нарублен в крестьянской даче. Невдомек было волостным старшинам и писарям, что крестьянские дачи тоже в государственных числятся, а потому при продаже леса с них, в казну пошлину платить полагается.

1992 г.


Вернуться назад
Напишите мне


 

Сайт создан в системе uCoz